Актуальность поисков в философской и культурной антропологии

Текст дан с небольшими сокращениями и коррективами. Источник текста: http://www.kurginyan.ru/board/index.php?s=&showtopic=1544&view=findpost&p=72939.

Марксистское обществоведение догматически исходило из первичности бытия. Под последним понималось хозяйственная, т.е. экономическая деятельность, хотя я вижу определенное различие в значении названных терминов. Уверенность в том, что бытие определяет сознание, делала излишним анализ действительных знаково-символических процессов программирования человеческого поведения. Исследования такого рода плохо вязались с опорным тезисом о первичности бытия. Неудивительно, что сугубо лингвистические исследования оказывались под пристальным вниманием если не самого политбюро, то соответствующих идеологических органов. Можно, например, вспомнить и участие Сталина в работе над языкознанием^[1]. В результате сфера анализа культуры была отдана западной гуманитаристике. Ее опыт «вылавливали» и использовали лишь отдельные исследователи, и, хотя под догматической оболочкой столь же догматизированного марксизма шла работа по осмыслению западного опыта и развитию собственного, эта работа не была массовой и оказывала весьма ограниченное воздействие на мировоззренческие процессы. Однако полный отказ от наследия «проклятого советского прошлого» тоже чреват разными неожиданностями и неожиданными теоретическими поворотами.

Выявленная философской и культурной антропологией программирующая функция символов и смыслов, в пространстве которых живет сознание человека, формирующее его поступки, легко ведет к некой прагматической идее социальной инженерии, именно, что человеческое сообщество можно «собрать» на основе любых культурных смыслов, нужно только приложить организующие социальные усилия. Если есть элитное ядро, совершающее такое усилие, то можно в принципе сконструировать любой этнос на основе любой культурной матрицы, хотя, разумеется, действительность внесет свои ограничения, не разрушая самого принципа. В общем, появляются основания для «прогрессивной» концепции этногенеза, этакой разборки-сборки народа (этноса). Можно ли принять идею «разборки-сборки»? Заметим, что она отчасти отражает роль сознания (культурных программ) в становлении консолидированных сообществ (народов, этносов). Но неприемлемость ее в том, что идея «разборки-сборки» антиисторична, она замещает Историю конструктивизмом, социальной инженерией. Можно ли разобрать и собрать живой организм? Успехи современной хирургии могут давать основание для дискуссии. Но в историческом процессе действуют субъекты, которые могут жить, развиваться и умирать, в общем, могут или жить или умирать, но не разбираться-собираться. «Конструктивистская идея» заточена против эволюционизма, против Истории, но в пользу социальной инженерии, на основе которой социальная манипуляция заменит исторический процесс. Однако же возврат русских и России к своей идентичности может произойти только на основе истории, но никак не на основе процессов «сборки», хотя, конечно, ту или иную терапию, необходимую для возврата к своей идентичности, можно назвать «сборочной операцией». Но называть так не нужно, поскольку смысл процесса тем самыми искажается. Лечение есть лечение, а сборку оставим автопрому.

Эту направленность социальной инженерии против Истории можно увидеть на многих примерах. В частности, об этом писал Ф.Фукуяма^[2] в популярной когда-то статье о конце истории. Цитаты из его статьи: «Современный мир обнажает всю нищету материалистических идей экономического развития… И все же интеллектуальное влияние материализма таково, что ни одна из серьезных современных теорий экономического развития не принимает сознание и культуру всерьез, не видит, что это, в сущности, материнское лоно экономики». Право, можно подумать, что Фукуяма Соловьева читал. Но не в Соловьеве конечно дело, дело в Максе Вебере^[3] и его работе о «духе капитализма», на которую опирается Фукуяма. Но и здесь нельзя не отметить, что еще до Вебера в русской философии обсуждались культурные факторы экономики Булгаковым^[4] и Соловьевым. Конечно, М.Вебер от них независим, хотя может быть и читал. Но он шел своим путем, путем освоения западной истории. И еще цитата из Фукуямы: «С точки зрения идеалиста, человеческое общество может быть построено на любых произвольных принципах (!!! – Примечание редактора), независимо от того, согласуются ли эти принципы с материальным миром. И на самом деле люди доказали, что способны выносить любые материальные невзгоды во имя идей, существующих исключительно в сфере духа, идет ли речь о священных коровах или о Святой Троице». Добавим к этому однако, что переносить материальные невзгоды люди готовы далеко не ради произвольных принципов. Ради сытости и комфорта свою жизнь никто отдать не спешит, и даже ограничить свои удовольствия не спешат, как показывает современная история.

Культурная и философская антропология должны как раз вскрыть те принципы, ради которых люди готовы переносить не только материальные лишения, но посвящать им свою жизнь без остатка и жертвовать ею во имя таких принципов. Такое поведение и есть выражение духовности, и если человек может быть пожирающей свиньей, то он может быть (не может, но является!) кем-то несравнимо более высоким, чем жрущее животное. Так что же присуще социально-культурной природе человека: жующее свинство или «звездное небо над головой»? Нет сомнения, что человечество жило и способно жить верой именно в это последнее, верой в то, что «все люди добры», в спасающую веру в добро и в солидарное человеческое начало как жизнеутверждающие принципы. Однако антропология должна дать не веру, а точное знание о том, какие принципы являются жизнеутверждающими и спасающими для человека, а тогда она даст и знание причин, по которым человек может превратиться в свинью. Кстати, у русской религиозной философии на это (превращение в скотину) простой ответ – отпадение от единства, от идеи всеобщего спасения, от идея слитной принадлежности к человечеству. Но ту же самую идею утверждала идеология советского периода в своей борьбе с эгоизмом индивида, с ее стремлением гармонизировать общественный и личный интерес, при котором общественное становится личным и наоборот. В этой связи есть постоянно всплывающая проблема: если русская история накопила большой опыт солидарных отношений и солидарных форм жизни, если она накопила большой опыт солидарного сознания, то почему этот опыт остается невостребованным? Нет сомнения, что опыт европейского, китайского или иного сознания должен быть освоен и осмыслен. Но где как не в русской истории и русской культуре искать принципы синтеза опыта своего и чужого? Нам ведь не «сборка» нужна, но терапия. Однако ситуация такова, что в постсоветский период внимание к русской культуре не только не возросло, но даже опустилось до уровня, близкого к нулю. Разного рода барское представление о России, встречающееся иногда у наших «почвенников», мало похоже на обращение к глубинам русской культуры. Это часто поверхностное эстетизированное описание «русского духа», не дотягивающее даже до бердяевской публицистики, не способствует терапии нашего сознания. Необходим заинтересованный, но объективный и в этом смысле беспристрастный анализ русской истории, необходимо не описательное, но аналитическое отношение к русскому народному сознанию, отвергнутому в конечном счете советской элитой и значительной частью советской интеллигенции. Отсутствие такого знания в прошлом, идеологическое давление марксизма, отчасти оправданное мобилизационным периодом советского развития вплоть до завершения восстановительного периода, не давало возможности обратиться к русской истории в свете тех задач, которые выдвинула на повестку дня мировая история. Тем более сегодня необходим «мобилизационный период» освоения русской истории и русского сознания и расширения своей истории до мировой (что бог задумал о России, как говорил Соловьев) вместо бесконечных пересказов друг другу сочинений третьеразрядных западных мыслителей, столь популярное у наших философов и распространяющееся подобно заразной болезни. И такому осмыслению нужна теория, а не одна лишь фактология. Поиск теории – стратегическое направление и, прежде всего, построение научной антропологии, альтернативной западному индивидуализму, западной концепции атомарного человека, вброшенного в Большую Экономическую Систему. Разумеется, для этой работы необходимо осмысление «антропологического опыта» всего человечества. Теория социогенеза, она же и эволюционная культурно-деятельностная антропология есть один из подходов к поиску ответа на принципиальный вопрос, мучавший Достоевского: что есть Человек?